Андрей Мартьянов - Вестники времен [= Знамя над Тауэром]

Ознакомительная версия.

В Ангерране невооруженным глазом замечалась хватка, непоколебимая уверенность в себе и привычка командовать. Вдобавок он запросто вхож к Элеоноре. Теперь следует представить человека, живущего через восемьсот лет и способного без приглашения и высочайшего дозволения появляться в личных покоях президента России или Соединенных Штатов. Но к Танкреду мессира де Фуа не звали, значит, дяденька принадлежит не к самому высшему свету. Что из этого следует?

Верно, очередной приступ шпиономании…

Скорее всего, мессир Ангерран какой-нибудь особый порученец королевы-матери. Конечно, в таком случае ему приходится использовать чужое или придуманное имя. Последнее-то он назвал, а вот фамилию умолчал. Имя «Рено» в нынешние времена распространено также, как «Иван» или «Андрей» в будущей России. Одно хорошо — этот самый Рено-Ангерран-или-как-его-там пообещал выполнить просьбу Элеоноры Пуату. Что ни говори, рыцарские шпоры здесь не раздают направо и налево, они являются чем-то наподобие красной корочки с названием оч-чень солидного учреждения. Только здесь это учреждение именуется весьма просто — «дворянское сословие».

— Посмотрим, — буркнул под нос Сергей и оглянулся. Не заметив как, он благополучно миновал сад и вышел к южной стене церкви — обычному на Сицилии длиннющему приземистому зданию с будто приплюснутой колокольней и вычурным резным порталом над входом. Конечно, до портала монастыря из «Имени Розы», каковой роман Сергей читал еще тогда, здешнему далеко, но все равно выглядит красиво и жутковато. Интересно, почему скульпторы начала второго тысячелетия испытывают такое невероятное пристрастие к сценам Страшного Суда?

От любопытства он заглянул в церковь. Если появится аббатиса Ромуальдина, питающая клиническую ненависть к мужчинам вообще и к нему в частности, из храма выгнать не посмеет. Не с ее шестка. И вообще: ведем себя прилично, с монахинями не заигрываем, пьяные песни не орем. Внешне — образец добродетели.

«Так, а здесь положено снимать шапку или как? — подумал Казаков, стоя возле вырезанной из мрамора громадной раковины, наполненной святой водой. — Чтобы не рисковать, на всякий случай снимем. Но, по-моему, на вчерашней торжественной мессе большинство королевских приближенных стояли в головных уборах. Или им разрешено? Господи, я действительно ничего не знаю, прав Ангерран! Гунтеру было полегче — папаша историк, да и вероисповедание соответствующее…»

В храме никого не оказалось, если не считать монашеского силуэта возле отдаленного алтаря. Ничего не скажешь, живут вполне обеспеченно: золото (а не позолота!), бронза, масса скульптур, некоторые из которых можно опознать. Это определенно изображение святого Бернара из Клерво — указующий перст вытянут, одежды развеваются, лицо самое вдохновенное. Не иначе, призывает к Крестовому походу. Святой Папа Лев Великий, даже надпись на постаменте есть — говорят, именно он при помощи святых апостолов, явившихся с неба, прогнал от стена Рима Аттилу. Бенедикт Нурсийский — скромный дядька с суровым взглядом. Кающаяся Мария Магдалина — сюжет всегда и на все времена. Покровительница монастыря святая Цецилия, ангелического вида девица в рубище, выглядящем, однако, весьма пристойно. Похожа на Беренгарию, когда та молится. Папа Григорий-Гильдебрант, как явствует из выбитых и понятных даже неученому латыни человеку слов на основании скульптуры…

— Святой Григорий был великим человеком, — послышался тихий голос за спиной. — Вы слышали его историю?

Казаков обернулся. Рядом, в двух шагах, стоял высокий пожилой господин в мирском костюме — темная куртка лучшего бархата, скромный пояс без всякого оружия, хорошие сапоги. Лицом на кого-то похож, но Сергей с первого раза не уловил, на кого именно.

— Нет, не слышал.

— Он был избран даже не кардинальским конклавом, а народом Рима, — пояснил незнакомец, указывая взглядом на статую. — Сто шестнадцать лет назад. Именно Григорий придумал знаменитую формулу двадцать второго пункта «Диктата Папы». Знаете? «Римская церковь еще никогда не ошибалась, она, согласно свидетельству Писания, вечно будет непогрешимой».

— Очень интересно, — вежливо сказал Казаков.

— Да, интересно… — задумчиво проговорил человек. — Диктат Папы — закон. И, соответственно данному закону, Папа может ошибаться, но Церковь — никогда.

— Папа непогрешим, — брякнул оруженосец. Некоторые из вбитых еще в школе отрывистых сведений о католицизме накрепко засели в голове. — То есть, получается, почти святой?

— Вы, наверное, не очень хорошо разбираетесь в подобных делах, — ответил на это человек в бархатном колете. — Никогда не интересовались историей религии? В соответствии с законом Церкви, который все и постоянно неправильно толкуют, а необразованные оппоненты Рима пытаются использовать в дурных целях, догмат о папской непогрешимости имеет один-единственный смысл. Хотите, процитирую наизусть? «Папа обладает той непогрешимостью, которую Божественный Спаситель пожелал даровать в вопросах веры и морали высшему институту Церкви».[66] Понимаете? Только в вопросах веры и морали… Папа лишь человек, ему свойственны слабости, он может поддаться искушениям. Пример: лет триста назад Римом правил некий Сергий Третий. Имел гарем, массу незаконных детей, грешил содомией, пьянствовал… Он вышел из плеяды, названной Церковью «плохими папами». Но все сохранившиеся письма и документы Папы Сергия канонически непогрешимы, в них отсутствуют ереси или отступления от догматов. В вопросах веры Сергий держится христианских устоев, но, когда наступает вечер, терзаемый непокорной плотью Папа идет к любовнице и вовсю грешит… Вот так, молодой человек. И, между прочим, догмат, который мы только что обсуждали, будет принят значительно позже.

— А-а… — понимающе протянул Казаков, не обратив внимания на последние слова.

— Меня зовут мессир де Гонтар, — представился незнакомец, поняв, что пауза слишком затянулась. — Я из Лангедока… Точнее, приехал из Лангедока. Вы, надо полагать, тоже нездешний?

— Угу, — кивнул Сергей, думая, что назойливый господин начнет допытываться, кто он и откуда. Ничего подобного не случилось. По крайней мере, этот де Гонтар рассказывал интересно и не особо заумно.

— Вот святой Бернар из Клерво, — Гонтар перешел к первой статуе в ряду. — Тоже весьма незаурядная личность. Блестящие проповеди, справедливое отношение к еретикам — Бернар как-то бывал в Провансе и Лангедоке, познакомился со многими катарами и, увидев распущенность католического духовенства, поразился контрасту. Но Бернар, как и все мы, тоже не был лишен недостатков. Отлично помню, как он расправился с Пьером Абеляром и Арно из Брешии. Абеляру повезло — он вовремя покаялся, а несчастного заблуждавшегося Брешианца повесили в Риме, тело обратили в пепел, который швырнули в Тибр. Святой Бернар был ревностным католиком, до такой степени ревностным, что сметал с дороги идеологических противников, как рыцарская конница — одинокого сарацина. Гордыня, тягчайший из грехов… Кстати, о рыцарях! Именно клервосский аббат облагодетельствовал тамплиеров их потрясающим уставом и гербом, отчего над храмовниками все смеются. Два рыцаря на одной лошади… Вроде бы символ бедности и самоотречения, но как же тогда быть с уставом Ордена, где черным по белому сказано: «Каждый рыцарь обязан иметь не менее трех лошадей»? Простонародье зубоскалит: вот тамплиеры, даже на лошади приспособились…

Ознакомительная версия.